Она (...круги от капель по воде...) пьет больше, чем я. Неудивительно. Она здесь три месяца, а я - три недели. Пожалуй, скоро и я вспомню, каково это: начинать с утра, чтобы к полудню уже погружаться в полубредовое состояние между сном и явью. Тогда лучше всего пишется. Или пророчествуется. Или и то и другое вместе. Впрочем, незаметно, чтобы она бралась за перо. Может, просто я редко заглядываю в зеркало?

Чепуха. Женский алкоголизм неизлечим. Помнится, Криста (...ураган. маленький. но все равно смерч...) здорово настучала мне по голове (морально, хотя была так зла, что могла и физически), когда обнаружила, что рассвет я встречаю в обнимку с бокалом. Быстренько наколдыряла что-то протрезвляющее так, что голова потом болела неделю (у меня, естественно, не у Кристы), организовала холодный душ, заставила кого-то из прислуги (я только слабо удивлялась, что еще не всех разогнала) заварить какой-то мерзко пахнущей травы и полмесяца терпеливо следила за мной, обнаруживала заначки, поила чем-то успокаивающим и волшебствовала, волшебствовала, волшебствовала. До тех пор, пока я не очнулась окончательно и не осознала, что на дворе апрель, рядом со мной моя лучшая подруга Криста Блест, а я потеряла примерно пять лет жизни. Или четыре. Но это все было неважно (кроме, разве что, Кристы). Потому что четыре года назад (или пять?) Альберт (...легкий скрип отворяемой калитки...), мой Аль, мой самый-самый-самый, мой рыцарь без страха и упрека, мальчик, носящий мои цвета, вдруг увидел меня и зеркало. Рядом. 

Он не был трусом, мой мальчик. Он не закричал, не начал творить магических знаков, не забормотал молитву. Он заглянул еще раз в зеркало, потом посмотрел на свою тень на стене (факелы чадили, но все равно было видно, что моей тени, которая должна была оказаться рядом, там нет), молча повернулся и вышел. Он так и не задал ни одного вопроса. Оно и к лучшему. Наверное. Не помню. Его глаза - череда полубредовых видений - глаза Кристы. Такова цепочка воспоминаний, и она меня вполне устраивает.

Он не выдал меня, мой мальчик. По крайней мере осознанно - нет. Я точно знаю. Но почти сразу после моего исцеления прибыл гонец (...карканье ворона где-то в отдалении...) от Совета. "Я не поеду с тобой. Я не хочу этого видеть. Я не смогу. Прости меня". Криста не бросила меня, нет. Она просто точно знала, что со мной сделают. А я все-таки надеялась. На что? Не знаю. Только приговор был предсказуем и краток. Лишение всех магических способностей. Ссылка. Замок Ив. 

Здесь и вправду растут ивы. А еще сосны. И одуванчики. Много-много одуванчиков. Интересно, там, у нее, тоже одуванчики? Или какие-то особые зазеркальные цветы? И как быстро она привыкла к тому, что сердце теперь с правой стороны? Да и вообще, кто она такая? За что оказалась здесь? Мы можем разговаривать только три дня в полнолунье, а оно как раз заканчивалось, когда меня привезли. Почему в полнолунье? Наверное, они (...шум прибоя...) все-таки не смогли отнять у меня все. Магии можно научиться. Но есть то, что присуще только мне. Луна. Конечно, облик летучей мыши теперь недоступен. Конечно, об этом они подумали в первую очередь. А казалось бы, образованные люди... И эльфы. И как это они не навешали тут везде чеснока? Суеверия. Ненависть. Страх. 

Мне очень много лет. Больше, чем они все думают. Только Кристе я честно призналась когда-то, еще когда мы учились в Школе. Уже тогда я была в два или три раза старше ректора (...треск кузнечиков в сухой траве...). И не отражалась в зеркалах. И не отбрасывала тени. И кошки меня боялись. Но люди и эльфы ненаблюдательны. Даже волшебники. Только Криста... Она не испугалась. Она поверила. Она никому и никогда не сказала. 

И в Школу я пошла, чтобы научиться скрываться. С помощью магии несложно приделать себе тень. И отражение. Только нужно все время быть сосредоточенной. А любовь не очень способствует самоконтролю. Если бы я не встретила его на летнем турнире... 

Я никогда не пила крови. Уже моим родителям не была нужна чужая кровь, чтобы поддерживать свою жизнь. Уже мои прадеды и прабабки не боялись солнечного света. А вот страх в сердцах человеческих остался. Я была лучшей в своем выпуске. Они сами дали мне в руки такое замечательное оружие - магию. И ни разу я не использовала ее во вред. Но все это оказалось неважным. Совсем.

Я никогда не плакала. Вампиры вообще не плачут. Вернее, раньше... То есть... Наверное, это как с ожогами от солнечных лучей. Я не плакала даже когда Аль ушел. По крайней мере я этого не помню. А недавно... Это так просто - менять цвета у вещей. Гораздо проще, чем зажигать огонь, щелкнув пальцами, управлять погодой или лечить людей. Только вот одуванчик в моих ладонях не захотел стать синим. И красным - тоже. И фиолетовым не стал. Это так просто - плакать...