Джессика
|
Она заплетает в косички бахрому на моем шарфе с таким видом, как будто это самое важное дело в ее жизни. "Конечная, - объявляет приятный женский голос. - Просьба освободить вагоны. При выходе не забывайте свои вещи". Она потягивается - в такие моменты она похожа на пантеру из "Маугли", хищная, гибкая и, вероятно, смертельно опасная, - и, улыбаясь, тянет меня к двери. "Не забудь сумку, - почти напевает она, - не забудь сумку, и кошелек, и помаду, и все остальное!" - она смеется, а я чувствую, как тянет по ногам сквозняком: я боюсь, что она простудится. Кстати. Ее тоже зовут Джессика. Я спускаюсь по ступенькам, медленно, осторожно. Она уже убежала далеко вперед, к озеру, и сейчас возвращается, потому что ей скучно одной, потому что она наверняка совершила очередное открытие, которым хочет поделиться: нашла четырехлистный клевер, увидела белоснежного спаниэля, встретила голубоглазую девчушку в
коротком платье. Рядом с ней я чувствую себя так, как будто мне уже восемьдесят, а ведь я старше нее всего на год. Иногда я удивляюсь: что она во мне нашла?
Я вспоминаю ту, другую, Джессику. Она осталась в спальне второго этажа в моем доме. Я думаю о ее гладкой коже, о ее длинных черных волосах. Иногда я спрашиваю себя: почему она меня так не любит? Моя Джессика тоже брюнетка, но она стрижется под мальчика: она считает, что длинные волосы - удел кукол Барби. С этим можно было бы согласиться - если не знать ту, другую. Мы выходим к озеру. Я снимаю ветровку и стелю ее на траву: много тепла не добавит, но придаст хотя бы видимость того, что сидим не на голой земле. Джессика недавно простужалась: я за нее действительно беспокоюсь. Правда, стараюсь этого не показывать: она ненавидит мою опеку, ненавидит выглядеть слабой, и потому воплощение всех ненавистных качеств, воплощение того, что она называет "соплями" и всеми силами старается избегать - кукла Барби - самое страшное ругательство в ее устах. Я думаю о той, другой. Ее спальня забита мягкими игрушками (это еще ничего, моя Джессика тоже любит мягкие игрушки), и даже телефон у нее почти плюшевый, а на окнах висят розовые занавески в кружевах, и краска на стенах подобрана в тон занавескам, и постельное белье - алое в синий горошек, и именно в этой постели она сейчас. Не одна. Это я знаю точно. Джессика кладет голову мне на колени. "Почитай мне, - просит она. - Почитай мне, а я буду представлять себе, как они плывут, и плывут, и плывут, все дальше и дальше..." Я достаю из сумки книжку. "Слушай. - Говорю я. - Слушай внимательно, женщина, и не говори, что не слышала". Она смеется: "Слушаюсь и повинуюсь, моя госпожа!" - и тычет меня в бок пальцем: я боюсь щекотки. Я открываю книжку, и представляю тебя с той, другой Джессикой, в постели. И, пока я ищу нужную страницу, у меня перед глазами ее лицо сменяет твое, и я думаю о том, что мне уже случалось отбивать чужих девчонок, и мне случалось влюблять в себя тех, кто раньше меня ненавидел, и если бы ты не был моим братом. |
Текст размещен с разрешения автора
11 октября 2002
Назад на Книжные полки Нан-Эльмота
