Эта девушка мне иногда снится. Не так, как обычно снятся девушки четырнадцатилетним мальчикам - со стыдным замиранием в животе и предчувствием странного - а по-особенному, как-то очень хорошо и спокойно. Приснилась она мне и сегодня. 

Во сне я был не такой, как на самом деле. На самом деле мне четырнадцать лет, я бледный и рыхлый, потому что ничем не занимаюсь физически. У меня кашель с каким-то коротким лающим названием - острое астматическое что-то там, никогда не могу его правильно запомнить. Из-за кашля я не могу долго гулять на улице, и в школу ходить тоже не могу. Могу ходить в Интернет, там и учусь. В Интернете можно узнать всё на свете. 

В Интернете я, понятно, тоже не такой, как на самом деле. Два года назад я прочитал "Властелин Колец" и "Сильмариллион", а "Хоббита" я читал ещё совсем в детстве. Стал искать в сети что-нибудь ещё про эльфов - и наткнулся на Арду-на-Куличках. Это такой сайт, где собираются все толкиенисты - так называются люди, которые любят и изучают Толкиена - и не только толкиенисты, а ещё ролевики - это которые играют в игры на местности, дерутся на деревянных мечах и так далее - и ниэннисты - это которые говорят, что Толкиен написал не всё правильно, и на самом деле Властелин Колец Саурон не плохой, а хороший - и ещё много всяких интересных людей. И моего возраста есть, и сильно старше, лет на десять-пятнадцать. Я со многими из них дружу. Они думают, что я классно фехтую и умею стрелять из лука. А на самом деле я умею только книжки читать, и очень много прочитал про средневековое оружие. 

На сети мне девятнадцать или двадцать лет. Я тонкий и жилистый, как клинок шпаги. Я фехтовальщик, лучник и чёрный пояс по у-шу. Лицо у меня смуглое, с высокими скулами и чуть раскосыми глазами; от моего взгляда людям становится страшно. Мои пальцы с одинаковой лёгкостью гнут гвозди и перебирают звонкие стальные струны. Мой ник - так называется имя, которым пользуешься на сети - Крайгга Безумный Бард.

Про Крайггу я давно придумал. Он был бардом в одном замке, верно служил своим господам и сочинял для них весёлые песни. На замок напали враги, убили хозяина, замучили хозяйку, а Крайггу привязали к колонне, дали в руки лютню и приказали петь, пока завоеватели будут пировать в захваченном замке. И Крайгга спел им такую песню, что вместо того, чтобы пировать, они похватали оружие и перебили друг друга. Крайгга сам тогда немного сошёл с ума от этой песни, и с тех пор бредёт, куда глаза глядят, и поёт свои безумные баллады. Как Маглор у Толкиена.

Я ничего не пою - голоса нет. Если пробую петь или кричать, сразу начинаю кашлять, да так, что в глазах темнеет и кровь идёт изо рта. Я только стихи пишу. Говорят, что неплохие.

Но во сне я не был и Крайггой. Я был большой и светловолосый, как викинг. Девушка обнимала меня за шею - я был такой большой, что она еле дотягивалась - и говорила мне что-то, чего я так и не смог запомнить, хотя и видел этот сон несколько раз, а я гладил её по тёмным длинным волосам и говорил ей "Хорошо, моя любимая. Пускай всё будет так, как ты скажешь."

Наверное, во сне мы с этой девушкой любили друг друга. А на самом деле меня никогда ни одна девушка не полюбит. Я слабый, больной и жирный, а такой не нужен никакой девушке. Девушки любят таких, как Крайгга безумный бард, или этот здоровенный викинг. А меня - только мама с папой, да Мунька. Кстати, куда она подевалась? 

Мунька - это наша кошка. Она моя ровесница, ей уже четырнадцать лет, а для кошки это очень много. Но по ней и не скажешь, что она старая. 

Муня меня, можно сказать, вырастила. Она всегда рядом, всегда приласкается, помурлычет, и заботится обо мне, как о своём котёнке. Да-да, кошка - и заботится о хозяине. Два или три раза, когда я ночью начинал задыхаться, она бежала и будила родителей, а один раз, на даче, защитила меня от собаки. Та на меня гавкнула, я испугался, а Мунька как прыгнет между нами и лапой собаку по морде раз-два-три! Я тогда был совсем маленький, но хорошо помню, какова наша кошка в гневе. Просто как рысь какая-то.

Был ещё один случай, которого я не помню, но мне мама рассказывала. Когда врачи считали, что у меня на Мунькину шерсть аллергия, и сказали родителям, что кошку из дома надо убрать. Я тогда, говорят, так плакал и кашлял, что чуть было не умер, и родители решили Муню оставить. А потом оказалось, что это не аллергия вовсе, а этот, остро-астматический.

Нет, это всё-таки непорядок. Я встал, оделся, на Интернете посидел, а Мунька ко мне ещё не пришла погладиться и попросить покушать! Так, с Интернета слезаем, идём кошку искать. Спит где-то, наверное. 

И правда, спит. Свернулась калачиком на родительской кровати, только хвост пушистый торчит из-под простыни. Вот сейчас я какую-то сонную кошку поймаю, заверну в простыню и как следует потискаю!

Мунька не тискается. Она уже окоченела; твёрдая, словно из резины сделанная. Четырнадцать лет - огромный срок для кошки. Я пока не кричу и не плачу, стою на месте, прижимаю её к своему рыхлому животу, а голова кружится, кружится, кружится, а потом я вскрикиваю, в горле что-то смыкается и я начинаю кашлять.

И уже кажется, что это совсем не я обнимаю твёрдый кошачий трупик, а тот, другой я из сна, высоченный и светловолосый, обнимаю смеющуюся полную девушку.
- Мы с тобой никогда не расстанемся? - она доверчиво заглядывает
мне в глаза. - Даже после того, как умрём?
- Никогда - отвечаю я. - Никогда-никогда-никогда. Мы умрём в один день и родимся заново, и снова будем любить друг друга.
- А знаешь, я хотела бы быть твоей кошкой. Чтобы ты меня мог взять
на руки и спрятать на груди. Чтобы гладил меня, поил молоком, а я бы свернулась клубком и мурлыкала.
- На руки я и сейчас могу! - я смеюсь и подхватываю её на руки. 
- А я всё равно хочу кошкой! - она виснет у меня на шее и я опускаю её на землю. 
- Хочу кошкой!
Я глажу её по длинным, тёмным распущенным волосам. 
- Хорошо, моя любимая. Пускай всё будет так, как ты скажешь.

Всего каких-то четырнадцать лет всё будет так, как ты скажешь. Правда, это огромный срок для кошки. Зато я скоро перестану кашлять и мы опять будем вместе.